Журнальные споры начала века

Первое десятилетие XIX в. в русской культуре — время ожесточенных дискуссий по вопросам языка. <…> Сам факт полемики представляется настолько знакомым и естественным, что мы не обращаем внимания на некоторую его странность: в период, когда Россия стояла перед сложнейшими и нерешенными проблемами, касавшимися коренных сторон ее общественного и политического быта, когда внутри страны решался вопрос, будут ли произведены хотя бы самые необходимые реформы, способные направить страну в сторону западноевропейского пути развития, или же победят силы, близоруко цепляющиеся за крепостническое status quo, когда за пределами России европейская карта непрерывно перекраивалась, а равнины Европы, казалось, превратились в одно огромное поле сражений, когда все чувствовали неотвратимую катастрофу столкновения с Наполеоном, — мыслящая часть России была охвачена дискуссией, по сути дела, чисто лингвистического характера

…Борьба по вопросу о «старом и новом слоге российского языка», разгоревшаяся с выходом в 1803 г. известного «Рассуждения» Шишкова, произвела глубочайшее впечатление на тогдашнее мыслящее общество, и отзвуки ее слышны в русской литературе еще много лет спустя. Но собственно в истории русского языка вся эта знаменитая полемика не имела почти никакого значения. Интерес ее не лингвистический, а гораздо более широкий, мировоззрительный

Борьба между шишковистами и карамзинистами в области литературы была столкновением между традиционалистами и реформаторами языка, но в политической области это было противостояние в рамках одного консервативного лагеря. Ни по вопросу о крепостном праве, ни во взглядах на государственное устройство принципиальных противоречий между Карамзиным и Шишковым не было

Ползая рабски перед формами языка и перед мнением гарсонов, русские парижане естественно также рабы и перед французскою мыслью. Таким образом сами осуждают свои бедные головы на печальный жребий не иметь во всю жизнь ни одной своей мысли

На прежние успехи Карамзина смотрел он с презрением; но когда сей последний приметно начал становиться основателем школы, то он жестоко вознегодовал. В таком расположении духа издал он памфлет под названием «О старом и новом русском слоге», где сильно и довольно грубо напал на галлицизмы, на нововведения московских писателей. Это был первый пушечный залп из собравшегося неприятельского стана, но он остался без ответа

Удержать язык в одном состоянии невозможно: такого чуда не бывало от начала света. Придет время, когда и нынешний язык будет стар

…Чтобы г. Карамзин ни писал, Грации водят пером его. <…> Слогу г-на Карамзина обязана литература наша своими успехами более, нежели чему-нибудь. С тех пор, как показались в свете его сочинения, умножилось число и читателей и авторов; с тех пор узнали, увидели красоты русского языка, которые известны были очень немногим

…Князь Петр Иванович Шаликов был издавна известный фанатик-последователь Карамзина. Он почитал своею славою подражать этому знаменитому писателю, но в самом деле подражал только недостаткам его, особенно сентиментальности, которую доводил до истинного комизма

С собачкой, с посохом, с лорнеткой
И с миртовой от мошек веткой,
На шее с розовым платком,
В кармане с парой мадригалов
И чуть звенящим кошельком,
Пустился бедный наш Вздыхалов
По свету странствовать пешком

Гоголь, которого талант был так силен и живописен; Гоголь, которого так прославляют друзья его, желая прицепиться к нему, как паук к хвосту орла в басне Крылова, Гоголь никогда не пользовался такою известностью

Хороший журнал П. И. Макарова под названием «Московский Меркурий» и «Аглая» князя П. И. Шаликова, имевшая также свои достоинства, не имели права на полную принадлежность прекрасному полу: они издавались для читателей обоего пола, хотя предпочтительно и относились к женщинам. Остается спросить: что за причина неудач в изданиях полного посвящения русским женщинам? Неужели тяжелая рука худо начавшего оные?

По мысли адмирала, «русская культура под влиянием чужеземных идей, „рабственного им подражания”, получила неправильное развитие. Следует его выправить. Инструментом такого исправления должно послужить национальное прошлое. Тем самым, основным в концепции Шишкова становится романтический принцип самодовлеющей ценности национальной (в данном случае русской) культуры.

Ее достоинство определяется не близостью к образцам (античным, французским), <…> а спонтанностью, самобытностью развития. Отсюда проистекает то любование прошлым, тоже характерное для романтизма»