А. С. ПУШКИН — ЖУРНАЛИСТ, РЕДАКТОР И ИЗДАТЕЛЬ
Поделиться в соцсетях
«Аристократы — это понятно. Старинные дворянские фамилии (к которым принадлежали Пушкины) или новая знать, выдвинутая современной властью. Но что значит „литературные аристократы”? Те, кто больше пишет?»
Сонина Е. С., автор курса, кандидат филологических наук, доцент
«Литературные аристократы» и общественное мнение в России
Так стали называть круг сотрудников «Литературной газеты», созданной в 1830 г. А. А. Дельвигом при участии Пушкина и П. А. Вяземского. Причем не сами они себя так характеризовали, а конкуренты «Литературки» — издатели «Северной пчелы» Ф. В. Булгарин с Н. И. Гречем и «Московского телеграфа» Н. А. Полевой.
Аристократы от литературы были потомственными дворянами, выступали против приемов торговой журналистики и думали, что правительство напрасно слишком опирается на неродовитую знать (выскочек)
Булгарин и Греч не могли похвастаться древностью рода и зависели от власти больше, чем старинные дворянские фамилии. В этом и крылась одна из причин жаркой полемики. Из других причин можно назвать литературное соперничество: на мой вкус, как бы хорошо ни писали Булгарин и Полевой, у пушкинского круга это получалось намного лучше.
Иной причиной можно считать отказ лучших русских писателей печататься у литературных промышленников, что приносило им, конечно, прямой убыток. Вот как князь В. Ф. Одоевский объяснял отход Пушкина от участия в торговой журналистике:
«Было время, когда Пушкин, беззаботный, беспечный, бросал свой драгоценный бисер на всяком перекрестке; сметливые люди его подымали, хвастались им, продавали и наживались. <…> Но есть время всему. Пушкин возмужал, Пушкин понял свое значение в русской литературе, понял вес, который имя его придавало изданиям, удостаиваемым его произведений; он посмотрел вокруг себя и был поражен печальною картиною нашей литературной расправы, — ее площадной бранью, ее коммерческим направлением, и имя Пушкина исчезло на многих, многих изданиях!»
Одоевский В. Ф., князь, русский писатель и мыслитель эпохи романтизма
Почему в ту эпоху литературная полемика была так важна? Дело в том, что, во-первых, хорошо образованные люди (число их, по подсчетам А. И. Рейтблата, приближалось тогда к нескольким тысячам) видели в литературе одну из редких возможностей высказать или прочесть очень важные для себя мысли и идеи.
«А во-вторых, именно в 1820–1830-х гг. в России начинают формироваться и общественное мнение в сфере литературы, и публика. Если раньше иерархию литературных оценок задавал узкий круг знатоков, то теперь важную роль начинают играть мнение более широких читательских кругов и журналы, как его выразители»
Рейтблат А. И., российский социолог культуры, историк литературы, библиотечного дела, театра, библиограф, кандидат педагогических наук
Рейтблат А. И. Как Пушкин вышел в гении (о литературной репутации Пушкина) // Рейтблат А. И. Как Пушкин вышел в гении. Историко-социологические очерки о книжной культуре Пушкинской эпохи. М. 2001. С. 64.
А мнение публики надо было завоевать, перетянуть на свою сторону. И в этом-то и могла помочь литературная полемика.
Бились с «Литературной газетой» далеко не всегда порядочными средствами. Частенько прибегал Булгарин и к привычному для себя способу:
“
К марту и началу апреля 1830 г. относятся три политических доноса Булгарина на Пушкина: первый имел общий характер и был зашифрован; второй — указывал прямо, что Пушкин не желает включаться в политически благонамеренную литературу, а идет своим путем; в третьем — этот «свой» путь раскрывался, как неуважение к религиозным и национальным святыням
Но доносы читали только в Третьем отделении и иногда Николай I, когда граф Бенкендорф предоставлял императору наиболее важные выписки. А публику надо было потешить чем-то особенным, и здесь Булгарин тоже не стеснялся. Правда, и пушкинский круг не был таким уж безобидным. Уже в первом номере «Литературной газеты» было подчеркнуто, что издатели других журналов не будут участниками этой газеты (выпад против торгового направления). Булгарин парирует:
“
У наших доморощенных Вальтер Скоттов, Гете, Байронов, Джонсонов и Аристофанов главный порок в Выжигине тот, что он продается, а не тлеет на полках вместе с их бессмертными творениями
После взаимных неприятных реплик «Северная пчела» разражается резкими рецензиями на седьмую главу «Онегина» и «Анекдотом» якобы из английской прессы, где под призрачным намеком на Пушкина сплетаются воедино клевета и донос: «Бросает рифмами во все священное, чванится пред чернью вольнодумством, а тишком ползает у ног сильных, чтоб позволили ему нарядиться в шитый кафтан».
Самое смешное в этой несмешной истории, что Булгарин ополчился на Пушкина по ошибке: он приписал авторство неподписанной критике своего исторического романа «Дмитрий Самозванец» Пушкину, хотя автором был Дельвиг
И тут грянул гром, созданный пушкинской рукой. Гром звучал эпиграммами «Не то беда, что ты поляк» и «Не то беда, Авдей Флюгарин», но гораздо страшнее оказалась заметка «О записках Видока», опубликованная в «Литературной газете» (1830. № 20). В заметке вроде бы просто сообщалось о вышедшей книге «парижского палача», шпиона Видока, но сообщалось так, что читатели сразу увидели в образе Видока Булгарина…
Не будем перебирать каждую строчку этой недружелюбной полемики, хотя вспомним еще пару важных примеров. Один из самых низких булгаринских приемов — приведенный анекдот про поэта из Испанской Америки, чей предок был куплен за бутылку рома. Не понять такой прозрачный намек про предка было невозможно, и Пушкин почти дословно приводит эти строчки, обыгрывая совсем в другом ключе издевку Булгарина:
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал…
(А. С. Пушкин. Моя родословная)
Где шкипером оказывается сам Петр Великий.
Решил Фиглярин, сидя дома,
Что черный дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал…
(А. С. Пушкин. Моя родословная)
Где шкипером оказывается сам Петр Великий.
Русская старина. 1871. Том III. № 1. Вклейка
Но битва между «Пчелой» и «Литературной газетой» шла не только на уровне биографических уколов. Надо признаться, что и группа Дельвига была не такая уж мирная. Исследователи до сих пор спорят, кто написал заметку в «Литературной газете», которую вполне можно приравнять к политическому доносу:
“
Не-дворяне (особливо не русские) позволяющие себе насмешки насчет русского дворянства, более извинительны. Но и тут шутки их достойны порицания. Эпиграммы демократических писателей 18-го столетия (которых, впрочем, ни в каком отношении сравнивать с нашими невозможно) приуготовили крики: Аристократов к фонарю — и ничуть не забавные куплеты: повесим их, повесим. Avis au lecteur
В мемуарах есть свидетельства, что этот текст Пушкин и Дельвиг писали вместе «в шутку». Но хороша шутка — как скажет позже брат издателя Московского телеграфа Ксенофонт Полевой, «чем это „Avis au lecteur“ лучше тех указаний, которыми славился и наконец сделался ненавистен впоследствии Булгарин? Разве это не явный донос, не обвинение в распространении революционных мнений? Не нужно пояснять, к кому взывает „Avis au lecteur!“»
цит. по: Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М., 2000. С. 312.
«Пушкин или нет написал подобный текст, сейчас сказать сложно, хотя в собрание сочинений Пушкина заметка включена. Но неужели он, как и Булгарин, автор доноса? Или дело тут в чем-то другом?»
Сонина Е. С., автор курса, кандидат филологических наук, доцент
Чтобы разобраться в этом сложном случае, надо вспомнить, что такое Третье отделение. Вы, наверное, помните, что так называлась русская тайная полиция, секретная служба, наблюдавшая за вольнодумцами, сектантами, политическими преступниками и т. д. Занималось оно и цензурой (параллельно с Министерством народного просвещения). Но кроме сыска и цензуры Третье отделение курировало и область, только-только развивавшуюся в России, — общественное мнение.
То, что печаталось в немногочисленных периодических изданиях, не только подвергалось строгой цензуре, но и находилось во многом под влиянием либо Третьего отделения, либо Министерства народного просвещения
Известный пушкинист Олег Проскурин выдвигает необычную версию: Третье отделение стало штабом русских немцев (т. е. людей с немецкими корнями и тех, кто их поддерживал), которые были приближены к императору (прежде всего, это семейство Ливенов). Немецкая партия, конечно, не была заинтересована в том, чтобы ключевые посты во власти заняло старинное русское дворянство или чтобы в стране развилось национальное самосознание:
«„Немецкая партия” упорно сопротивлялась развитию самобытной национальной культуры. Помимо культурного и идеологического аспектов, этот конфликт имел и политическую составляющую. Развитие национального сознания грозило „русским иностранцам” (таким как гр. П. А. Клейнмихель или гр. К. В. Нессельроде) не только потерей ключевых позиций во главе ряда министерств и ведомств, но и ударом по заметной части бюрократического слоя и по безраздельной власти немецких баронов в Прибалтийских губерниях»
Бадалян Д. А., кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела редких книг РНБ
Поэтому императору докладывалось (в т. ч. и через отчеты Третьего отделения, где руководителями были А. Х. Бенкендорф, М. Я. фон Фок и пр.) о недовольных властью среди русского высшего общества и об опасности всевозможных патриотических движений для власти. Чтобы царская фамилия поверила этим словам, надо было найти (или придумать) русскую партию, которая оппозиционными помыслами была вредна для России. Можно сказать, что Третье отделение — при усердной помощи Булгарина — эту партию придумало, потому что найти вольнодумцев, недовольных засильем немцев у русского трона, было несложно.
И неслучайно «основание в 1830 г. „Литературной газеты“ легко было представить как очередную злонамеренную акцию русской (якобинской) партии». В Третье отделение шли доносы Булгарина на конкурентов, обвиняющих их в одобрении французской революции. «Литгазетчики» понимали, что «Пчелу» поддерживает тайная полиция. У них таких могущественных защитников не было.
Проскурин О. Литературные скандалы пушкинской эпохи. М., 2000. С. 325.
И тогда они попытались напрямую, на своих страницах, объяснить правительству, что делать ставку на булгариных и компанию очень опасно, что подобные им, воздействуя на общественное мнение, прививают ненависть к старинному русскому дворянству, а значит, и старинным традициям, и устоям. Аргумент так себе, но не могли Дельвиг, Пушкин и Вяземский выдвинуть что-то другое. Только революционных идей боялось правительство, ничего другого от граждан императорская власть слушать бы просто не стала, и расчет литературных аристократов был именно на это.
«Помогло ли это „Литературной газете” и литературным аристократам? Нет. Этот раунд борьбы с „Северной пчелой” круг Дельвига — Пушкина — Вяземского проиграл. Могло ли быть иначе? Вряд ли. Аристократы (от литературы или нет, неважно) в отличие от обязанных власти своим возвышением были независимы в суждениях, иногда независимы в финансовом положении и не торопились бездумно подчиняться любым указаниям сверху. А власть имперской России первой половины XIX в. не жаловала самостоятельно мыслящих граждан»
Сонина Е. С., автор курса, кандидат филологических наук, доцент
Богом хранимый Косичкин
Давайте вспомним про одну пушкинскую литературную игру. День рождения его литературной маски, Феофилакта Косичкина, определим по цензурному разрешению на выход в свет того номера «Телескопа», где впервые появилась эта подпись: «Печатать дозволяется с тем, чтобы по отпечатании представлены были в Цензурный комитет три экземпляра. Москва, 2 августа 1831 г. Цензор Сергей Аксаков».
Давайте теперь разберемся, что за сочетание такое странное выбрал Пушкин. «Феофилакт» — богом хранимый (соединение двух греческих слов «Бог» и «хранитель»).
Косичкин Ф. Несколько слов о мизинце г. Булгарина и о прочем. Телескоп. 1831. Часть IV. № 15. С. 412–418
Косичкин Ф. Торжество дружбы, или Оправданный Александр Анфимович Орлов Телескоп. 1831. Часть IV. № 13. С. 135–144.
Дело, наверное, все-таки не в том, что Косичкина хранит сам бог, а, во-первых, в смешном соединении высокого и низкого (Косичкин), во-вторых, религиозный смысл имени сразу рисует нам образ владельца этого имени. Скорее всего, это священнослужитель. Предположим дальше: раз он выступает в печати не с проповедями, не пишет жития святых, а публикует небольшие рецензии, то Феофилакт наш, возможно, дьячок. Читающая публика тех лет встречалась уже с образом дьячка в литературе: гоголевский Фома Григорьевич в «Вечере накануне Ивана Купалы» появился в повести 1830 г.
«Если коротко, маска была использована в борьбе с Булгариным. Но настолько коротко эту историю знают, кажется, даже те, кто вообще не знает истории журналистики. А вот если поподробнее, возникает немало загадок»
Сонина Е. С., автор курса, кандидат филологических наук, доцент
Сначала Пушкин и Булгарин общались вполне по-деловому и корректно. Более того (сейчас те, кто представляет моральный облик Фаддея Венедиктовича, искренне возмутятся), один из крупнейших булгариноведов А. И. Рейтблат считает:
«В основных пунктах Пушкин и Булгарин близки: они высоко оценивают преобразования Петра и стоят за политическое и экономическое развитие России, которое должно происходить постепенно, по воле правительства, без бунтов и революций. Оба выступают за реформы: облегчение положения крестьянства, а потом и его освобождение; законность (хорошие законы и их исполнение); смягчение цензуры и возможность открыто обсуждать существующие в государстве и обществе проблемы; привлечение в государственный аппарат способных и достойных людей»
Рейтблат А. И., российский социолог культуры, историк литературы, библиотечного дела, театра, библиограф, кандидат педагогических наук
Но схожесть политических взглядов не означает схожесть моральных принципов, да и, опять-таки, по словам Рейтблата, «ожесточенные полемики, которые временами вспыхивали между ними, были порождены именно определенной близостью исходных позиций».
У Косичкина есть два памфлета, оба опубликованы в журнале «Телескоп». Информационным поводом для первого послужило сравнение издателем «Телескопа» Николаем Надеждиным уровня писательского мастерства Булгарина и А. А. Орлова, который стал копировать булгаринские романы про Выжигиных и издавать дешевые подделки. Надеждин сознательно унизил Булгарина, оценив его приключенческие романы так:
“
Коллекция уродливых образин, одетых в знакомые платья, которая как не могла понравиться русскому народу, который любит показать из кармана фигу дурачествам, коих явно осуждать не смеет? Иван Выжигин доставил ему вполне это удовольствие. <…> Само собою разумеется, что на это не требовалось большого искусства
Издатель «Сына отечества» Николай Греч «долгом почел вступиться за товарища», но дальше произнес не слишком уместное слово, за которое (с подсказкой Петра Вяземского) и ухватился Пушкин. Сможете найти это слово? Читайте:
«Я решился на сие не для того, чтобы оправдывать и защищать Булгарина (который в этом не имеет надобности, ибо у него в одном мизинце более ума и таланта, нежели во многих головах рецензентов), а для того, чтобы сорвать личину с шарлатанства, и показать публике отечественной, кто и как у нас судит о произведениях литературы и о литераторах»
Греч Н. И., русский писатель, издатель, редактор, журналист, публицист, филолог, мемуарист
В защиту «человека, который своими талантами и трудами приносит честь своим согражданам» (не догадались? Это про Булгарина… Ох, не зря И. А. Крылов написал про этих друзей басню «Кукушка и петух»), Греч обвинил рецензента «Телескопа» в цинизме, невежественности, недобросовестности и т. д.
И тут-то и появляется наш богом хранимый Косичкин. Вроде бы Косичкин восхищается верной дружбой Греча и Булгарина, а читатель памфлета смеется над приятелями. Вроде бы Косичкин беспристрастен, а все равно выходит, что бульварщина Орлова ничем не хуже сочинений Булгарина («два блистательные солнца нашей словесности»). Вроде бы Косичкин пытается размышлять, кто и как добивается литературной славы, а в итоге всплывают такие способы, про которые Булгарин предпочел бы умолчать (подкупы, доносы, обеды иностранным литераторам, самопохвалы в своих же журналах и т. д.).
Булгарин не решается выехать из имения под Дерптом (ныне Тарту), понимая, какой полемической грязью закидал его Косичкин. Снова в битву бросается Греч, но Косичкина уже не остановить. Спустя два номера выходит новый памфлет, и он становится, мне кажется, проклятьем для Булгарина.
«Почему проклятьем? Да потому, что с того номера Булгарина иначе, чем доносчиком и шпионом (Видоком), до сих пор почти никто и не зовет. Феофилакт „оцарапал” мизинчик г. Булгарина, но Косичкин заявляет, что „ничьих мизинцев не убоюсь”, и переходит к делу (уже без пальцев). К какому делу? К заявлению о написании им, Ф. Косичкиным, историко-нравственно-сатирического романа XIX в. „Настоящий Выжигин”; да еще и с приложением оглавления. Давайте-ка сравним части романа с биографией владельца знаменитого мизинца, а?»
Сонина Е. С., автор курса, кандидат филологических наук, доцент
Оглавление романа Феофилакта Косичкина «Настоящий Выжигин»
Жизнь Фаддея Булгарина (подлинная или вымышленная)
Глава I. Рождение Выжигина в кудлашкиной конуре. Воспитание ради Христа
Родился 5 июля 1789 г. в имении Перышево (Минское воеводство, Речь Посполитая). В 1793 г. в результате Второго раздела Речи Посполитой Польша стала частью Российской империи.
Отец Фаддея (по-польски Тадеуша), Венедикт Булгарин, участник восстания Тадеуша Костюшко, в 1794 г. сослан в Сибирь. «Семейное имение было захвачено соседом, и благополучие семьи Булгарина стало зависеть только от помощи родственников и друзей».
Кудлашкина конура — собачья конура. Следовательно, рожденный в собачьей конуре…
Отец Фаддея (по-польски Тадеуша), Венедикт Булгарин, участник восстания Тадеуша Костюшко, в 1794 г. сослан в Сибирь. «Семейное имение было захвачено соседом, и благополучие семьи Булгарина стало зависеть только от помощи родственников и друзей».
Кудлашкина конура — собачья конура. Следовательно, рожденный в собачьей конуре…
Глава II. Первый пасквиль Выжигина. Гарнизон
1798−1806 гг., учеба в Сухопутном шляхетном корпусе, служба в уланском полке, участие в боевых действиях 1807−1809 гг. «Перед Булгариным открывается блестящая военная карьера. Однако он сам разрушает ее сатирическими стихами против шефа полка — великого князя Константина. Просидев несколько месяцев в Кронштадтской крепости, он попадает потом в Ямбургский драгунский полк. Но и здесь молодой кавалерист не ужился. Из-за какой-то скандальной истории на романтической подкладке он был плохо аттестован и в 1811 г. отставлен от службы».
Сам Булгарин говорил обо всем этом довольно туманно: «Жизнь быстро летала по ясному горизонту — и вдруг без бури меня поразил гром!.. Судьба моя совершенно изменилась, жизнь приняла другой оборот и другое направление. Я должен был оставить военную службу».
Сам Булгарин говорил обо всем этом довольно туманно: «Жизнь быстро летала по ясному горизонту — и вдруг без бури меня поразил гром!.. Судьба моя совершенно изменилась, жизнь приняла другой оборот и другое направление. Я должен был оставить военную службу».
Оглавление «Настоящего Выжигина» — чистейшая литературная мистификация, весьма прозрачно намекающая на многочисленные детали жизни автора первого «Выжигина». Крупнейший булгариновед А. И. Рейтблат считает это оглавление краткой пасквильной биографией Булгарина. Д. Л. Быков называет оглавление гениальной пушкинской пародией, при этом объявляя Булгарина Иудой.
Рейтблат А. И. Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. М., НЛО, 2016.
«И я не удивлюсь, если сегодня, смотря свежий фильм про Видока, вы почему-то вспомните Булгарина…»
Сонина Е. С., автор курса, кандидат филологических наук, доцент
1802 г.
1803 г.
1812 г.
1814 г.
1820 г.
1825 г.
1811 г.
1826 г.
1830 г.
1837 г.
1840 г.
1855 г.
1813 г.
Действие этого лонгрида начинается в 1813 г. и продолжается до 1837 г.
Действие этого лонгрида начинается в 1813 г.
и продолжается до 1837 г.
и продолжается до 1837 г.
Запишитесь на курс, чтобы выполнить задания и получить сертификат
Находясь на сайте, вы даете согласие на обработку файлов cookie. Это необходимо для более стабильной работы сайта
OK